Love is our resistance (с)
Эпизод 3
читать дальше
Северный ветер принес еле слышный запах. Горело что-то деревянное; этого привкуса на губах Майтимо при всем желании не забыть.
Тьелкормо наморщил нос.
— Не нравится мне это.
Феанаро рассеянно взглянул на него.
— Да неужто? — Конь под ним беспокойно запрядал ушами, почуяв настроение всадника.
— Туда? — Тьелкормо кивнул в сторону, откуда доносился запах.
— Да, — ответил Феанаро. — Но тихо и быстро. Бери с собой пятерых. Кого хочешь. И… — он хотел что-то добавить, но заметил младших сыновей, которые подъехали к ним.
— Что произошло? — Феанаро резко развернул коня. Любой другой конь давно бы уже избавился от всадника с такими внезапными жестами, но этот ко многому привык.
Майтимо мгновенно подобрался и нащупал рукоять меча.
Близнецы явно опешили от такой встречи.
— Ничего, — помотал головой Амбарусса, переводя взгляд с братьев на отца и обратно.
Степь вокруг молчала, и в этой тишине им чудилось что-то враждебное.
— Пахнет гарью, — нахмурился Амбарто. — Разведку? — мгновенно догадался он.
— Да, — отрывисто бросил Тьелкормо. — Раз уж вы тут, поедете со мной.
— Карнистир проиграл, — тихонько шепнул брату Амбарусса.
— Останавливаемся, — скомандовал Феанаро. — И всем глядеть в оба!
Они дождались, пока подтянутся первые десятки. Майтимо негромко заговорил с теми, кто шел в самом начале, пересказывая им план действий. Тьелкормо тем временем отыскал трех своих друзей, которые должны были отправиться с ним.
Наконец разведка выдвинулась. Впереди бежал Хуан, словно стелясь по земле — огромный валинорский пес мог при желании становиться совершенно незаметным.
Запах гари все усиливался, указывая, что разведчики движутся прямо к его источнику. Они придержали коней, а Тьелкормо мягко спрыгнул на землю и двинулся впереди маленького отряда. Через несколько шагов он велел всем остановиться, и направился дальше только с Хуаном. Рамавойтэ пошел было следом за хозяином, но тот жестом велел коню остаться.
Укрываясь за жестким кустарником, Тьелкормо осторожно продвигался вперед, изредка замирая. В кустах гнездилась какая-то птица; заметив живое существо, она предостерегающе крикнула, но успокоилась после короткого свиста Тьелкормо. Он удовлетворенно кивнул.
В очередной раз раздвинув ветки, покрытые короткими узкими листочками, Тьелкормо увидел неглубокую ложбину между двумя пологими холмами, покрытыми редкой порослью. Из ложбинки, бывшей сплошным пепелищем, и поднимался дым, спиралями ввинчиваясь в небо.
Тьелкормо вернулся к остальным, и коротко рассказал о том, что увидел. Разделившись на две группы и объехав холмы вокруг, разведчики не обнаружили никого и ничего, кроме следов с северной стороны. Хуан тихо, но явственно зарычал, увидев их.
Обследовав холмы, они решили спуститься к пожарищу. Подъехав ближе, Тьелкормо понял, что загадочные черные столбы — все, что осталось от некогда стоявших тут домиков. Разведчики стояли на месте разоренного поселения. По тем домам, что сгорели не до конца, было видно, что до пожара все было разгромлено и изуродовано, словно нападавшие испытывали дикую радость от разрушения.
Тьелкормо был готов к виду мертвых тел, но все равно содрогнулся, заметив их.
— Это был не бой, — сказал он. — Резня. Смотрите: тварей Моринготто тут валяется всего несколько, и даже вороны их не жрут. Остальные…
— Неужели это мориквенди? Вовремя же мы пришли, коль их так вырезают.
— Не квенди, — возразил Амбарто. — Это… Пришедшие следом, — удивленно закончил он, приглядевшись внимательней, хотя ему стоило большого труда не отвернуться от изуродванных тел.
— Атани? — переспросил Тьелкормо. Его брови сошлись, образовав хмурую складку на лбу. Он со скорбью взглянул на тех, кто совсем недавно были полны жизни. И безобразно ухмыляющаяся Смерть встала перед ним в полный рост, и подмигнула, и протянула покрытые отвратительными рубцами руки. Он замер, вперившись в видение.
…и будете жить вне Амана под тенью Смерти…[4]
В Валиноре не было смерти; те, кто погиб в Альквалондэ, даже Финвэ и Мириэль могли вернуться к жизни при желании и с дозволения Валар.
…вы можете быть сражены и сражены будете…
— Добро пожаловать в Смертные земли, — глухо сказал себе Тьелкормо, отворачиваясь от видения. — Возвращаемся! — скомандовал он отряду.
Обратно они ехали уже быстрее, но все равно примечали, нет ли окрест следов моринготтовых отродий.
— Ну что? — нетерпеливо спросил их Карнистир, едва они успели подъехать. Он уже давно вместе с остальными братьями подъехал к отцу.
Тьелкормо начал рассказывать, стараясь описывать увиденное без подробностей.
— Пепелище совсем свежее, — заключил он, умолчав о видении.
Карнистир хмурился, не пытаясь скрыть злость. Впрочем, даже спокойный Майтимо был охвачен яростью.
— Мы опоздали совсем чуть-чуть! — сжал кулаки Лаурэлассэ, один из разведчиков. — Мы могли бы их отбить!
— Нет, Лаурэлассэ. Мы опоздали на годы, — возразил Феанаро, окидывая взглядом сыновей. — Нужно было идти в Эндорэ много раньше, как только нас изгнали из Тириона.
Майтимо с сомнением покачал головой.
— Время. Нам требовалось время на подготовку и…
Его прервал Амбарусса.
— Что толку сейчас об этом, — горячо заговорил он, стискивая рукоять меча. — Нельзя оставлять их тела на растерзание зверям и поругание Моринготто! — Амбарусса посмотрел на близнеца в поисках поддержки. Тот утвердительно кивнул.
У Феанаро вдруг закололо сердце. Не езди туда, шепнуло оно. Ловушка? Нет, от взгляда Тьелкормо с Хуаном и остальных следопытов вряд ли что-то ускользнуло. Да он и не чувствовал опасности для остальных.
И Феанаро отмахнулся от этой смутной тревоги, отдав приказ двигаться туда, тем более, что сыновья уже поглядывали на него удивленно.
Вести от Тьелкормо передали по колонне: некогда было собираться в круг и вести длинные речи. Негромко переговариваясь, они отправились к пожарищу. Многие ощущали холодный гнев и добавили к списку злодеяний Моринготто и это, за которое его тоже настигнет расплата. Но ярость их возросла многократно, когда они воочию увидели то, что Тьелкормо описал в нескольких скупых фразах.
Они принялись за свой скорбный труд, который выпадет им еще не раз, и чем дальше, тем тягостней будет.
В ближних холмах, между которыми лежала злосчастная деревушка, нашлось достаточно камней и валунов, чтобы насыпать курган над погибшими. Нолдор бережно перенесли тела к западному холму.
— Атани ведь не уходят в Мандос и не могут возродиться, — тихо сказал Торно Тьелперинквару, наблюдая за печальной процессией.
— Ты действительно так думаешь? — недоверчиво спросил он. — Мне всегда казалось, что это досужие домыслы.
— Я это знаю, — отозвался целитель, не смущенный сомнениями друга. — Владыка Ирмо немного рассказывал.
— Торно! — донесся до него крик Лаурэлассэ. — Сюда! Тут живой!
Целитель бросился на голос. Тьелперинквар не раздумывая кинулся за ним.
Лаурэлассэ склонился над израненным телом. Грязь и кровь на лице выжившего засохли жуткой маской.
— Дышит… Торно, сделай что-нибудь!
Вокруг уже собралась небольшая толпа. Через скопившихся нолдор протолкался Майтимо.
— Что случи… — он осекся, заметив, что Торно стоит на коленях и проводит руками над распростертым телом. Майтимо присмотрелся. Даже он мог почувствовать, что это тело фэа еще не покинула.
— Понадобятся носилки, — сказал он стоящим поблизости.
— Если Торно сможет помочь, — ответил один из них.
Майтимо и бровью не повел.
— После Альквалондэ он вытащил Айлина из-под носа у Намо, и еще сорок трех уговорил свернуть с этой пагубной дороги. Уверен, он сможет.
Его собеседник ничего на это не ответил. Он сам был одним из тех сорока трех. Кто-то уже отправился сооружать носилки.
Торно с усталым видом поднялся.
— Раны надо зашивать, все промыть, перевязать… — целитель замолк.
Майтимо понимающе кивнул.
— Задержаться тут мы не можем, — озабоченно произнес он. — Скоро придется двигаться.
— Сколько у меня времени?
— Немного, но тебе должно хватить. Не знаю, рискнешь ли ты делать все в спешке.
Торно досадливо повел плечом.
— Вы в последнее время обеспечиваете мне довольно поводов для поспешного исцеления. Справлюсь. И помочь есть кому.
— Носилки скоро будут, — с прохладцей сказал Майтимо. — Отцу я скажу.
С этими словами он покинул поляну. Торно отдавал какие-то распоряжения помощникам, которые уже успели собраться возле целителя.
Майтимо направился туда, где насыпали курган. Нолдор неоткуда было узнать, какие погребальные обычаи у Послерожденных; своих же у них не было, и они сочли верным поступить так, как делали квенди во времена Великого похода — каждый клал камень в общую насыпь, отдавая дань уважения ушедшим.
Точно так же в Форменосе погребли короля. Это не было чьим-то решением; никому даже не могло прийти в голову, что Нолдорана следует отвезти в Лориэн, а не оставить там, где он пал, единственный не убоявшийся. Они насыпали курган; и на белоснежной мраморной плите рядом Амбарто в несколько отточенных жестов высек короткое имя и титул.
И именно в тот момент мир Майтимо накрыла тьма.
Павшая на Валинор тьма была нечто большее, чем обычная темнота. Тогда я не видел этого отчетливо, но сейчас, когда впереди маячит граница Льдов, понимаю, что она легла на каждого из нас. Я вижу тени, притаившиеся под широко распахнутыми глазами старшего сына. Лицо дочери укрыто тенью, словно вуалью. Она хотела бы быть уверенной, как Финдекано, но тьма сильнее. Я могу взглянуть в лица младших сыновей, но и без того знаю, что эта пелена бессильна перед Турукано и не коснулась Аракано даже краем.
Мне не дано увидеть, окутала ли тьма и меня удушливым покровом. Но ее сетей избежал мой младший брат. Старшему же не страшна никакая тень, наползающая с севера ли, или с востока.
Он носит в себе личную тьму. И в схватке этой тьмы с искажением Моринготто я не поставил бы и стекляшки на победу Врага.
Мы движемся тем же путем, которым ходил к Льдам сам Феанаро. Мы пойдем дальше — он не оставил мне выбора.
За шумом и разговорами плеск холодных волн, ударяющих о прибрежные камни, неразличим, хоть он никуда не пропал. Так и свет скрылся за завесой тени, что опустилась на наши лица.
Но он никуда не исчез.
Выслушав Майтимо, Феанаро оживился. Впервые за все это время тьмы в его глазах вспыхнул огонек интереса, уже навсегда казалось бы угасший.
— А вот и еще одна удача. И для того бедняги, и для нас, — задумчиво произнес он и отправился положить первый камень в основание кургана. Майтимо последовал за ним.
Тишина неприятно давила на слух. В зарослях вокруг не было слышно птиц. Ветер, свистящий в кронах деревьев на холмах, тут, внизу, замирал.
Макалаурэ это исключительно не нравилось. Безмолвие смерти никому не по вкусу, но он чувствовал ее неестественность особенно остро, и его самым большим желанием сейчас было поскорее отсюда убраться.
Он смотрел, как растет курган, и понимал, что это — одна из тех вещей, о которых не складывают песен, ибо это значило бы воспевать тьму. Искажение.
…Спустя четыреста пятьдесят шесть лет по счету Эндорэ, стоя на стенах Химринга, он вновь испытает схожее чувство. До крови закусив губу, он будет смотреть на искажение во плоти.
И никогда не споет об этом.
Над головой искрятся звезды. Может показаться странным, но я, в отличие от некоторых своих детей, вижу их впервые. А ведь я мог увидеть их раньше.
В конюшне пахнет свежим сеном. Я с любопытством смотрю на старшего брата, который прилаживает на спину черному жеребцу переметную суму. Ужасно хочется знать, куда он едет: меня-то самого пока дальше Тириона да Валмара не пускают. Любопытство побеждает смущение, я выбираюсь из своего угла, подхожу к нему и несмело трогаю за локоть.
— Гляньте-ка, мудрый Финвэ пришел, — говорит он, бросив взгляд через плечо.
Он всегда называет меня только так, и я не могу понять, насмешка это или что-то еще.
— А куда ты едешь? — выпаливаю я, забыв от волнения даже поздороваться.
— Посмотреть на звезды, — скупо отвечает брат, заканчивая навьючивать вещи.
Мои глаза широко распахиваются.
— Это что?
— То, что сияет с неба там, куда не достигает свет Древ. Светильники Варды.
Глаза у меня раскрываются еще шире.
— А где это? Откуда ты знаешь?
— Далеко. И это все знают, — фыркает он. Окидывает меня своим характерным оценивающим взглядом и неожиданно добавляет:
— Хочешь быть мудрым на деле, а не только по имени — учись.
Я поджимаю губы, обдумывая услышанное. Конь ткнулся в меня мягким носом, но сахара или яблок в этот раз ему не перепало. Я рассеяно глажу его по морде. Мне припоминается, что что-то подобное рассказывал отец о землях за морем. Если я увижу эти самые звезды, буду понимать, о чем он говорит.
— А ты можешь взять меня с собой? — мне приходится собрать всю свою решимость для этой фразы.
Очередной оценивающий взгляд.
— Теплый плащ и разрешение матери.
Я киваю и со всех ног несусь к дому, а затем обратно, с вещами и маминым дозволением. Просить дважды мне ее не пришлось.
Мы отправляемся в путь. Я хочу поехать на своей лошадке, но Феанаро говорит, что так мы будем добираться до места дольше, чем Валар творили Арду, и сажает меня на собственного коня, которому ничего не стоит нести двоих.
Путь до Альквалондэ спокоен. Я сижу смирно и даже почти все время молчу, задавая только уж совсем распирающие меня вопросы. Брат отвечает иногда коротко, иногда увлекается и углубляется в какие-то тайны природы. В таких ответах я в том возрасте мало что понимаю, но запоминаются они накрепко. Память моя даже по меркам эльдар уже тогда считалась особенной.
В гавани мы остановливаемся передохнуть. У брата там друг, отчаянный мореход, ходивший до границы Льдов; к нему мы и заезжаем. Они о чем-то долго говорят, а я засыпаю прямо за столом. Просыпаюсь, впрочем, уже на кушетке, накрытый одеялом. Они по-прежнему беседуют. Телеро что-то горячо втолковывает Феанаро, а тот в ответ только хмурит брови.
Когда мы выезжаем из дома, Телперион близится к полному цветению, и все вокруг мерцает мягким светом. Море походит на большую чашу с расплавленным серебром, которую я как-то видел у отца в мастерской.
Чем дальше мы едем вдоль берега, тем прохладней и сумрачней становится. От холода меня защищает теплый плащ, а вот от темноты укрыться нечем. Мне все больше и больше не по себе, о чем я и говорю.
— Тебе страшно? — уточняет Феанаро.
Стыдно в этом признаваться, но я киваю.
— Дальше будет еще темнее. Я ездил тут не раз, и ничего страшного здесь не бывает. Скалы да море.
Его слова меня слабо утешают. В голове всплывают истории отца о землях за морем, где в темноте бродят страшные чудовища.
— Вдруг тут тоже есть жуткие звери, как за морем?
— Нету, — говорит Феанаро. — Чего ты трясешься, мудрый Финвэ?
— Темно…
— Когда глаза закрываешь, тоже темно.
Тут он неправ. Одно дело, когда закрываешь глаза у себя в комнате, и совсем другое, когда едешь непонятно где.
Я шмыгаю носом.
— Так, — раздается над головой. — Похоже, придется отправить тебя домой.
Возражений у меня не находится. Обратно в Тирион он отвозит меня без единого слова. Только когда брат ссаживает меня у дома, я решаюсь задать мучивший меня все это время вопрос:
— Если бы там выскочил зверь, что бы ты сделал?
— Скормил бы ему тебя, — отвечает Феанаро, поворачивая коня.
Наверно, после этого он во мне и разочаровался, но, благие Валар, мне было шесть лет.
И вот теперь звезды дождались своего часа.
Торно с тревогой смотрел на спасенного. Целитель опасался лихорадки, и не зря. Он озабоченно покачал головой, коснувшись пылающего лба человека. Приготовить отвар на ходу Торно не мог, оставалось только ждать, пока жар спадет сам или все остановятся на привал.
Они отъехали от разоренного поселения уже далеко. Вперед были высланы дозоры; колонна перестроилась в боевой порядок, поместив обоз в центр. Никто не ожидал, что темные твари заходят так далеко на запад; если и до этого все были внимательны, то теперь решили удвоить бдительность.
На севере неизменно сияли семь звезд. Они были призывом, обещанием и предсказанием; и Феанаро кивал своим мыслям, глядя на Валакирку. Если уж мир устроен так, что от Валар никуда не деться, пусть хотя бы не мешают.
Давно прошло то время, когда он охотнее перестал бы дышать, лишь бы не быть обязанным Манвэ. Он понял, что Валар не всесильны, еще когда умерла мать. С гибелью отца пришло осознание того, что Валар бессильны.
Мир принадлежит Эрухини. Им его и возделывать.
— Всякий камень нуждается в огранке, — пробормотал Феанаро.
И темно-синее небо согласно мигнуло ему в ответ.
Лошади легко ступали по степной траве. На северо-востоке уже отчетливо различались скалистые вершины, и даже издали было видно, что они гораздо ниже Пелори. Ни один пик Эндорэ не смог бы сравниться по высоте с Таникветиль.
Круг Судеб у золотых валмарских врат не расходился. Валар с тревогой ждали, чем закончатся попытки Йаванны оживить Древа.
Почерневшие стволы омыли слезы Ниэнны, но она не смогла залечить их ран. Йаванна долго пела во тьме, и ее одинокий голос, возносившийся над Эзеллохаром, прорезал темноту, как нож масло. Но песнь, полная теплоты и памяти о светлых днях, оказалась напрасной: Древа оставались безжизненны. Однако в тот миг, когда погасла надежда и песнь оборвалась, на ветви Телпериона без единого листка распустился огромный серебряный цветок. Лаурелин же принес золотой плод.
Их-то Йаванна и принесла в Круг Судеб, чтобы Валар решили, что делать дальше.
Валар пришла мысль сделать из них светильники подобно звездам, но больше и ярче. Манвэ, печалясь об ушедших нолдор, повелел создать для светил такие сосуды, чтобы они могли двигаться по небу и освещать Эндорэ.
Изящные ладьи с прозрачными стенами сработал Аулэ со своими майар. Но когда туда поместили светила, яркий жар расплавил стенки сосудов. Трижды делал Аулэ ладьи, и всякий раз безуспешно.
И мысли Валар при каждой неудаче обращались к Сильмариллям.
Его руки страшно болели. Он почти не мог ими шевелить, и при каждом движении издавал тихое шипение. Он выплескивал ярость на всех, кто подворачивался под больную, и оттого особо тяжелую, руку. Это не утишало жуткого ощущения в кистях, но приносило некоторое утешение. Он испробовал все средства, но не нашлось ничего, что смогло бы исцелить его обожженные ладони.
Ладья медленно плавилась от цветка Телпериона. Аулэ с грустью глядел, как его усилия снова пошли прахом. Такого с ним еще не случалось.
Столпившиеся вокруг майар, которые по мере сил ему помогали, озабоченно обменивались мыслями:
— Да, тут бы силиму или что-то вроде… — сказал один.
— Где ж ее взять? — отозвался другой.
— Нолдор отправились в путь в спешке, — заметил первый. — Может статься, в Форменосе что-то и есть…
Аулэ резко повернулся к майа.
— В Форменосе, говоришь?..
Проходя по улицам Тириона, Аулэ с печалью замечал, как опустел некогда оживленный и шумный город.
Дойдя до знакомого невысокого дома, он несколько раз стукнул в дверь, украшенную затейливой резьбой, которую когда-то сделала дочь хозяина домика. Постой Аулэ на пороге чуть дольше, он бы увидел, что в верхнем правом углу среди завитков прячутся две тенгвы — север и запад.
Но дверь распахнулась почти сразу. Высокий рыжеволосый нолдо почтительно склонился перед Аулэ. Одет он был небрежно и, судя по забранным шнурком волосам, занимался чем-то по хозяйству.
— Владыка Аулэ, — Махтан сделал приглашающий жест.
— Я, верно, отвлек тебя от дел, — заметил Аулэ, входя в широкий коридор.
— Ерунда, — отмахнулся тот, провожая гостя в залу. Там горело множество свечей, и когда Махтан и Аулэ вошли в комнату, по стенам запрыгали причудливые тени.
— Вина? Отвара? — поинтересовался хозяин, доставая бокалы и кружки.
Аулэ жестом отказался.
— Я к твоей дочери. Она здесь?
— О, — только и ответил Махтан. Когда он наливал вино, его рука слегка дрожала. Он звякнул дверцами, закрывая шкафчик. — Ее хроа, безусловно, здесь.
С этими словами он залпом выпил вино, будто это была простая вода, и не глядя поставил бокал обратно на низенький деревянный столик.
Аулэ терпеливо ждал.
— Я не уверен, Владыка, что она захочет с тобой говорить, — осторожно подбирая слова, начал Махтан. — Она не разговаривает ни с кем.
Он провел пальцем по кромке стола, стирая несуществующую пыль.
— Она рассталась с мужем и детьми; ей, конечно, нелегко, — мягко сказал Аулэ. Он с сочувствием глядел на отца Нерданэль.
Тот скривился и бездумно потушил свечу, прихватив огонек большим и указательным пальцем.
— Она виделась с Мириэль, вот в чем дело, — сердито ответил Махтан. — После этого она стала сама не своя.
— Отведи меня к ней.
Махтан кивнул и сделал знак следовать за ним. Они обогнули дом, прошли через яблоневый сад и оказались перед мастерской.
— Думаю, мне стоит поговорить с твоей дочерью наедине, — сказал Аулэ и взялся за дверную ручку.
Махтан поклонился и ушел обратно в дом.
Нерданэль, скрестив ноги, сидела на полу перед большой глыбой мрамора. В мастерской свечей было еще больше, чем в доме. Мягкое сияние окутывало камень, и он казался чуть ли не живым.
— Здравствуй, Нерданэль, — прикрыв дверь, произнес Аулэ.
Она молчала так долго, что ему подумалось: дочь Махтана его вовсе не услышала.
— Здравствуй, Владыка, — наконец ответила Нерданэль. — Прошу, не отвлекай меня. Я не хочу ни с кем говорить.
— Ты его видишь в мраморе? — Аулэ подошел ближе.
Нерданэль раздраженно вздохнула.
— Увидела бы, если б меня не отвлекали. Отец вбил себе в голову, что со мной что-то не так. А мне надо сосредоточиться, — она встряхнула руками.
— Я пришел сюда не просто так. Боюсь, придется оторвать тебя от дела.
Нерданэль и сама уже поняла, что разговора с Аулэ не избежать.
— Я слушаю, Владыка, — ответила она, не меняя позы.
Аулэ еще несколько мгновений смотрел на мрамор, прежде чем начать говорить.
— Мы делаем светила. Но жара плодов Лаурелина и Телпериона ничего не выдерживает. Нам пришло в голову, что что-нибудь подходящее может найтись в Форменосе…
— Прости, но я не в силах помочь, — с сожалением ответила Нерданэль. — Я не бывала там, и не знаю, что могло бы тебе пригодиться.
— Не страшно. Мне нужно, чтобы ты разрешила поискать. Теперь право на этот дом есть только у тебя.
Нерданэль задумалась, опершись подбородком на руку.
— И мне кажется, — продолжил Аулэ, — нам следовало бы заняться этим вместе. Так будет правильно. И пойдет на пользу тебе самой.
— Светила… для Валинора? — спросила Нерданэль тихо.
— Для Эндорэ тоже.
Нерданэль в первый раз за всю беседу взглянула на Аулэ. Затем поднялась, отряхивая изрядно запыленное платье.
— И что же мы должны найти в Форменосе?
Прежде чем прозвучал ответ, она бросила последний взгляд на мрамор и, наконец, увидела в нем то, что давно желала.
Сноски:
[1] Тьма пришла (кв.)
[2] Нечетный воин «Медленная звезда»
[3] Brainstorm «Colder»
[4] Пророчество Севера
Эпизод 4. Mornië utúlië[1]
читать дальше
Знай, что я не вся твоя судьба.
Лишь одна из ее возможностей.[2]
One day I'll find you just to prove that I'm real.[3]
Лишь одна из ее возможностей.[2]
One day I'll find you just to prove that I'm real.[3]
Северный ветер принес еле слышный запах. Горело что-то деревянное; этого привкуса на губах Майтимо при всем желании не забыть.
Тьелкормо наморщил нос.
— Не нравится мне это.
Феанаро рассеянно взглянул на него.
— Да неужто? — Конь под ним беспокойно запрядал ушами, почуяв настроение всадника.
— Туда? — Тьелкормо кивнул в сторону, откуда доносился запах.
— Да, — ответил Феанаро. — Но тихо и быстро. Бери с собой пятерых. Кого хочешь. И… — он хотел что-то добавить, но заметил младших сыновей, которые подъехали к ним.
— Что произошло? — Феанаро резко развернул коня. Любой другой конь давно бы уже избавился от всадника с такими внезапными жестами, но этот ко многому привык.
Майтимо мгновенно подобрался и нащупал рукоять меча.
Близнецы явно опешили от такой встречи.
— Ничего, — помотал головой Амбарусса, переводя взгляд с братьев на отца и обратно.
Степь вокруг молчала, и в этой тишине им чудилось что-то враждебное.
— Пахнет гарью, — нахмурился Амбарто. — Разведку? — мгновенно догадался он.
— Да, — отрывисто бросил Тьелкормо. — Раз уж вы тут, поедете со мной.
— Карнистир проиграл, — тихонько шепнул брату Амбарусса.
— Останавливаемся, — скомандовал Феанаро. — И всем глядеть в оба!
Они дождались, пока подтянутся первые десятки. Майтимо негромко заговорил с теми, кто шел в самом начале, пересказывая им план действий. Тьелкормо тем временем отыскал трех своих друзей, которые должны были отправиться с ним.
Наконец разведка выдвинулась. Впереди бежал Хуан, словно стелясь по земле — огромный валинорский пес мог при желании становиться совершенно незаметным.
Запах гари все усиливался, указывая, что разведчики движутся прямо к его источнику. Они придержали коней, а Тьелкормо мягко спрыгнул на землю и двинулся впереди маленького отряда. Через несколько шагов он велел всем остановиться, и направился дальше только с Хуаном. Рамавойтэ пошел было следом за хозяином, но тот жестом велел коню остаться.
Укрываясь за жестким кустарником, Тьелкормо осторожно продвигался вперед, изредка замирая. В кустах гнездилась какая-то птица; заметив живое существо, она предостерегающе крикнула, но успокоилась после короткого свиста Тьелкормо. Он удовлетворенно кивнул.
В очередной раз раздвинув ветки, покрытые короткими узкими листочками, Тьелкормо увидел неглубокую ложбину между двумя пологими холмами, покрытыми редкой порослью. Из ложбинки, бывшей сплошным пепелищем, и поднимался дым, спиралями ввинчиваясь в небо.
Тьелкормо вернулся к остальным, и коротко рассказал о том, что увидел. Разделившись на две группы и объехав холмы вокруг, разведчики не обнаружили никого и ничего, кроме следов с северной стороны. Хуан тихо, но явственно зарычал, увидев их.
Обследовав холмы, они решили спуститься к пожарищу. Подъехав ближе, Тьелкормо понял, что загадочные черные столбы — все, что осталось от некогда стоявших тут домиков. Разведчики стояли на месте разоренного поселения. По тем домам, что сгорели не до конца, было видно, что до пожара все было разгромлено и изуродовано, словно нападавшие испытывали дикую радость от разрушения.
Тьелкормо был готов к виду мертвых тел, но все равно содрогнулся, заметив их.
— Это был не бой, — сказал он. — Резня. Смотрите: тварей Моринготто тут валяется всего несколько, и даже вороны их не жрут. Остальные…
— Неужели это мориквенди? Вовремя же мы пришли, коль их так вырезают.
— Не квенди, — возразил Амбарто. — Это… Пришедшие следом, — удивленно закончил он, приглядевшись внимательней, хотя ему стоило большого труда не отвернуться от изуродванных тел.
— Атани? — переспросил Тьелкормо. Его брови сошлись, образовав хмурую складку на лбу. Он со скорбью взглянул на тех, кто совсем недавно были полны жизни. И безобразно ухмыляющаяся Смерть встала перед ним в полный рост, и подмигнула, и протянула покрытые отвратительными рубцами руки. Он замер, вперившись в видение.
…и будете жить вне Амана под тенью Смерти…[4]
В Валиноре не было смерти; те, кто погиб в Альквалондэ, даже Финвэ и Мириэль могли вернуться к жизни при желании и с дозволения Валар.
…вы можете быть сражены и сражены будете…
— Добро пожаловать в Смертные земли, — глухо сказал себе Тьелкормо, отворачиваясь от видения. — Возвращаемся! — скомандовал он отряду.
Обратно они ехали уже быстрее, но все равно примечали, нет ли окрест следов моринготтовых отродий.
— Ну что? — нетерпеливо спросил их Карнистир, едва они успели подъехать. Он уже давно вместе с остальными братьями подъехал к отцу.
Тьелкормо начал рассказывать, стараясь описывать увиденное без подробностей.
— Пепелище совсем свежее, — заключил он, умолчав о видении.
Карнистир хмурился, не пытаясь скрыть злость. Впрочем, даже спокойный Майтимо был охвачен яростью.
— Мы опоздали совсем чуть-чуть! — сжал кулаки Лаурэлассэ, один из разведчиков. — Мы могли бы их отбить!
— Нет, Лаурэлассэ. Мы опоздали на годы, — возразил Феанаро, окидывая взглядом сыновей. — Нужно было идти в Эндорэ много раньше, как только нас изгнали из Тириона.
Майтимо с сомнением покачал головой.
— Время. Нам требовалось время на подготовку и…
Его прервал Амбарусса.
— Что толку сейчас об этом, — горячо заговорил он, стискивая рукоять меча. — Нельзя оставлять их тела на растерзание зверям и поругание Моринготто! — Амбарусса посмотрел на близнеца в поисках поддержки. Тот утвердительно кивнул.
У Феанаро вдруг закололо сердце. Не езди туда, шепнуло оно. Ловушка? Нет, от взгляда Тьелкормо с Хуаном и остальных следопытов вряд ли что-то ускользнуло. Да он и не чувствовал опасности для остальных.
И Феанаро отмахнулся от этой смутной тревоги, отдав приказ двигаться туда, тем более, что сыновья уже поглядывали на него удивленно.
Вести от Тьелкормо передали по колонне: некогда было собираться в круг и вести длинные речи. Негромко переговариваясь, они отправились к пожарищу. Многие ощущали холодный гнев и добавили к списку злодеяний Моринготто и это, за которое его тоже настигнет расплата. Но ярость их возросла многократно, когда они воочию увидели то, что Тьелкормо описал в нескольких скупых фразах.
Они принялись за свой скорбный труд, который выпадет им еще не раз, и чем дальше, тем тягостней будет.
В ближних холмах, между которыми лежала злосчастная деревушка, нашлось достаточно камней и валунов, чтобы насыпать курган над погибшими. Нолдор бережно перенесли тела к западному холму.
— Атани ведь не уходят в Мандос и не могут возродиться, — тихо сказал Торно Тьелперинквару, наблюдая за печальной процессией.
— Ты действительно так думаешь? — недоверчиво спросил он. — Мне всегда казалось, что это досужие домыслы.
— Я это знаю, — отозвался целитель, не смущенный сомнениями друга. — Владыка Ирмо немного рассказывал.
— Торно! — донесся до него крик Лаурэлассэ. — Сюда! Тут живой!
Целитель бросился на голос. Тьелперинквар не раздумывая кинулся за ним.
Лаурэлассэ склонился над израненным телом. Грязь и кровь на лице выжившего засохли жуткой маской.
— Дышит… Торно, сделай что-нибудь!
Вокруг уже собралась небольшая толпа. Через скопившихся нолдор протолкался Майтимо.
— Что случи… — он осекся, заметив, что Торно стоит на коленях и проводит руками над распростертым телом. Майтимо присмотрелся. Даже он мог почувствовать, что это тело фэа еще не покинула.
— Понадобятся носилки, — сказал он стоящим поблизости.
— Если Торно сможет помочь, — ответил один из них.
Майтимо и бровью не повел.
— После Альквалондэ он вытащил Айлина из-под носа у Намо, и еще сорок трех уговорил свернуть с этой пагубной дороги. Уверен, он сможет.
Его собеседник ничего на это не ответил. Он сам был одним из тех сорока трех. Кто-то уже отправился сооружать носилки.
Торно с усталым видом поднялся.
— Раны надо зашивать, все промыть, перевязать… — целитель замолк.
Майтимо понимающе кивнул.
— Задержаться тут мы не можем, — озабоченно произнес он. — Скоро придется двигаться.
— Сколько у меня времени?
— Немного, но тебе должно хватить. Не знаю, рискнешь ли ты делать все в спешке.
Торно досадливо повел плечом.
— Вы в последнее время обеспечиваете мне довольно поводов для поспешного исцеления. Справлюсь. И помочь есть кому.
— Носилки скоро будут, — с прохладцей сказал Майтимо. — Отцу я скажу.
С этими словами он покинул поляну. Торно отдавал какие-то распоряжения помощникам, которые уже успели собраться возле целителя.
Майтимо направился туда, где насыпали курган. Нолдор неоткуда было узнать, какие погребальные обычаи у Послерожденных; своих же у них не было, и они сочли верным поступить так, как делали квенди во времена Великого похода — каждый клал камень в общую насыпь, отдавая дань уважения ушедшим.
Точно так же в Форменосе погребли короля. Это не было чьим-то решением; никому даже не могло прийти в голову, что Нолдорана следует отвезти в Лориэн, а не оставить там, где он пал, единственный не убоявшийся. Они насыпали курган; и на белоснежной мраморной плите рядом Амбарто в несколько отточенных жестов высек короткое имя и титул.
И именно в тот момент мир Майтимо накрыла тьма.
***
Павшая на Валинор тьма была нечто большее, чем обычная темнота. Тогда я не видел этого отчетливо, но сейчас, когда впереди маячит граница Льдов, понимаю, что она легла на каждого из нас. Я вижу тени, притаившиеся под широко распахнутыми глазами старшего сына. Лицо дочери укрыто тенью, словно вуалью. Она хотела бы быть уверенной, как Финдекано, но тьма сильнее. Я могу взглянуть в лица младших сыновей, но и без того знаю, что эта пелена бессильна перед Турукано и не коснулась Аракано даже краем.
Мне не дано увидеть, окутала ли тьма и меня удушливым покровом. Но ее сетей избежал мой младший брат. Старшему же не страшна никакая тень, наползающая с севера ли, или с востока.
Он носит в себе личную тьму. И в схватке этой тьмы с искажением Моринготто я не поставил бы и стекляшки на победу Врага.
Мы движемся тем же путем, которым ходил к Льдам сам Феанаро. Мы пойдем дальше — он не оставил мне выбора.
За шумом и разговорами плеск холодных волн, ударяющих о прибрежные камни, неразличим, хоть он никуда не пропал. Так и свет скрылся за завесой тени, что опустилась на наши лица.
Но он никуда не исчез.
***
Выслушав Майтимо, Феанаро оживился. Впервые за все это время тьмы в его глазах вспыхнул огонек интереса, уже навсегда казалось бы угасший.
— А вот и еще одна удача. И для того бедняги, и для нас, — задумчиво произнес он и отправился положить первый камень в основание кургана. Майтимо последовал за ним.
Тишина неприятно давила на слух. В зарослях вокруг не было слышно птиц. Ветер, свистящий в кронах деревьев на холмах, тут, внизу, замирал.
Макалаурэ это исключительно не нравилось. Безмолвие смерти никому не по вкусу, но он чувствовал ее неестественность особенно остро, и его самым большим желанием сейчас было поскорее отсюда убраться.
Он смотрел, как растет курган, и понимал, что это — одна из тех вещей, о которых не складывают песен, ибо это значило бы воспевать тьму. Искажение.
…Спустя четыреста пятьдесят шесть лет по счету Эндорэ, стоя на стенах Химринга, он вновь испытает схожее чувство. До крови закусив губу, он будет смотреть на искажение во плоти.
И никогда не споет об этом.
***
Над головой искрятся звезды. Может показаться странным, но я, в отличие от некоторых своих детей, вижу их впервые. А ведь я мог увидеть их раньше.
В конюшне пахнет свежим сеном. Я с любопытством смотрю на старшего брата, который прилаживает на спину черному жеребцу переметную суму. Ужасно хочется знать, куда он едет: меня-то самого пока дальше Тириона да Валмара не пускают. Любопытство побеждает смущение, я выбираюсь из своего угла, подхожу к нему и несмело трогаю за локоть.
— Гляньте-ка, мудрый Финвэ пришел, — говорит он, бросив взгляд через плечо.
Он всегда называет меня только так, и я не могу понять, насмешка это или что-то еще.
— А куда ты едешь? — выпаливаю я, забыв от волнения даже поздороваться.
— Посмотреть на звезды, — скупо отвечает брат, заканчивая навьючивать вещи.
Мои глаза широко распахиваются.
— Это что?
— То, что сияет с неба там, куда не достигает свет Древ. Светильники Варды.
Глаза у меня раскрываются еще шире.
— А где это? Откуда ты знаешь?
— Далеко. И это все знают, — фыркает он. Окидывает меня своим характерным оценивающим взглядом и неожиданно добавляет:
— Хочешь быть мудрым на деле, а не только по имени — учись.
Я поджимаю губы, обдумывая услышанное. Конь ткнулся в меня мягким носом, но сахара или яблок в этот раз ему не перепало. Я рассеяно глажу его по морде. Мне припоминается, что что-то подобное рассказывал отец о землях за морем. Если я увижу эти самые звезды, буду понимать, о чем он говорит.
— А ты можешь взять меня с собой? — мне приходится собрать всю свою решимость для этой фразы.
Очередной оценивающий взгляд.
— Теплый плащ и разрешение матери.
Я киваю и со всех ног несусь к дому, а затем обратно, с вещами и маминым дозволением. Просить дважды мне ее не пришлось.
Мы отправляемся в путь. Я хочу поехать на своей лошадке, но Феанаро говорит, что так мы будем добираться до места дольше, чем Валар творили Арду, и сажает меня на собственного коня, которому ничего не стоит нести двоих.
Путь до Альквалондэ спокоен. Я сижу смирно и даже почти все время молчу, задавая только уж совсем распирающие меня вопросы. Брат отвечает иногда коротко, иногда увлекается и углубляется в какие-то тайны природы. В таких ответах я в том возрасте мало что понимаю, но запоминаются они накрепко. Память моя даже по меркам эльдар уже тогда считалась особенной.
В гавани мы остановливаемся передохнуть. У брата там друг, отчаянный мореход, ходивший до границы Льдов; к нему мы и заезжаем. Они о чем-то долго говорят, а я засыпаю прямо за столом. Просыпаюсь, впрочем, уже на кушетке, накрытый одеялом. Они по-прежнему беседуют. Телеро что-то горячо втолковывает Феанаро, а тот в ответ только хмурит брови.
Когда мы выезжаем из дома, Телперион близится к полному цветению, и все вокруг мерцает мягким светом. Море походит на большую чашу с расплавленным серебром, которую я как-то видел у отца в мастерской.
Чем дальше мы едем вдоль берега, тем прохладней и сумрачней становится. От холода меня защищает теплый плащ, а вот от темноты укрыться нечем. Мне все больше и больше не по себе, о чем я и говорю.
— Тебе страшно? — уточняет Феанаро.
Стыдно в этом признаваться, но я киваю.
— Дальше будет еще темнее. Я ездил тут не раз, и ничего страшного здесь не бывает. Скалы да море.
Его слова меня слабо утешают. В голове всплывают истории отца о землях за морем, где в темноте бродят страшные чудовища.
— Вдруг тут тоже есть жуткие звери, как за морем?
— Нету, — говорит Феанаро. — Чего ты трясешься, мудрый Финвэ?
— Темно…
— Когда глаза закрываешь, тоже темно.
Тут он неправ. Одно дело, когда закрываешь глаза у себя в комнате, и совсем другое, когда едешь непонятно где.
Я шмыгаю носом.
— Так, — раздается над головой. — Похоже, придется отправить тебя домой.
Возражений у меня не находится. Обратно в Тирион он отвозит меня без единого слова. Только когда брат ссаживает меня у дома, я решаюсь задать мучивший меня все это время вопрос:
— Если бы там выскочил зверь, что бы ты сделал?
— Скормил бы ему тебя, — отвечает Феанаро, поворачивая коня.
Наверно, после этого он во мне и разочаровался, но, благие Валар, мне было шесть лет.
И вот теперь звезды дождались своего часа.
***
Торно с тревогой смотрел на спасенного. Целитель опасался лихорадки, и не зря. Он озабоченно покачал головой, коснувшись пылающего лба человека. Приготовить отвар на ходу Торно не мог, оставалось только ждать, пока жар спадет сам или все остановятся на привал.
Они отъехали от разоренного поселения уже далеко. Вперед были высланы дозоры; колонна перестроилась в боевой порядок, поместив обоз в центр. Никто не ожидал, что темные твари заходят так далеко на запад; если и до этого все были внимательны, то теперь решили удвоить бдительность.
На севере неизменно сияли семь звезд. Они были призывом, обещанием и предсказанием; и Феанаро кивал своим мыслям, глядя на Валакирку. Если уж мир устроен так, что от Валар никуда не деться, пусть хотя бы не мешают.
Давно прошло то время, когда он охотнее перестал бы дышать, лишь бы не быть обязанным Манвэ. Он понял, что Валар не всесильны, еще когда умерла мать. С гибелью отца пришло осознание того, что Валар бессильны.
Мир принадлежит Эрухини. Им его и возделывать.
— Всякий камень нуждается в огранке, — пробормотал Феанаро.
И темно-синее небо согласно мигнуло ему в ответ.
Лошади легко ступали по степной траве. На северо-востоке уже отчетливо различались скалистые вершины, и даже издали было видно, что они гораздо ниже Пелори. Ни один пик Эндорэ не смог бы сравниться по высоте с Таникветиль.
***
Круг Судеб у золотых валмарских врат не расходился. Валар с тревогой ждали, чем закончатся попытки Йаванны оживить Древа.
Почерневшие стволы омыли слезы Ниэнны, но она не смогла залечить их ран. Йаванна долго пела во тьме, и ее одинокий голос, возносившийся над Эзеллохаром, прорезал темноту, как нож масло. Но песнь, полная теплоты и памяти о светлых днях, оказалась напрасной: Древа оставались безжизненны. Однако в тот миг, когда погасла надежда и песнь оборвалась, на ветви Телпериона без единого листка распустился огромный серебряный цветок. Лаурелин же принес золотой плод.
Их-то Йаванна и принесла в Круг Судеб, чтобы Валар решили, что делать дальше.
Валар пришла мысль сделать из них светильники подобно звездам, но больше и ярче. Манвэ, печалясь об ушедших нолдор, повелел создать для светил такие сосуды, чтобы они могли двигаться по небу и освещать Эндорэ.
Изящные ладьи с прозрачными стенами сработал Аулэ со своими майар. Но когда туда поместили светила, яркий жар расплавил стенки сосудов. Трижды делал Аулэ ладьи, и всякий раз безуспешно.
И мысли Валар при каждой неудаче обращались к Сильмариллям.
Его руки страшно болели. Он почти не мог ими шевелить, и при каждом движении издавал тихое шипение. Он выплескивал ярость на всех, кто подворачивался под больную, и оттого особо тяжелую, руку. Это не утишало жуткого ощущения в кистях, но приносило некоторое утешение. Он испробовал все средства, но не нашлось ничего, что смогло бы исцелить его обожженные ладони.
Ладья медленно плавилась от цветка Телпериона. Аулэ с грустью глядел, как его усилия снова пошли прахом. Такого с ним еще не случалось.
Столпившиеся вокруг майар, которые по мере сил ему помогали, озабоченно обменивались мыслями:
— Да, тут бы силиму или что-то вроде… — сказал один.
— Где ж ее взять? — отозвался другой.
— Нолдор отправились в путь в спешке, — заметил первый. — Может статься, в Форменосе что-то и есть…
Аулэ резко повернулся к майа.
— В Форменосе, говоришь?..
Проходя по улицам Тириона, Аулэ с печалью замечал, как опустел некогда оживленный и шумный город.
Дойдя до знакомого невысокого дома, он несколько раз стукнул в дверь, украшенную затейливой резьбой, которую когда-то сделала дочь хозяина домика. Постой Аулэ на пороге чуть дольше, он бы увидел, что в верхнем правом углу среди завитков прячутся две тенгвы — север и запад.
Но дверь распахнулась почти сразу. Высокий рыжеволосый нолдо почтительно склонился перед Аулэ. Одет он был небрежно и, судя по забранным шнурком волосам, занимался чем-то по хозяйству.
— Владыка Аулэ, — Махтан сделал приглашающий жест.
— Я, верно, отвлек тебя от дел, — заметил Аулэ, входя в широкий коридор.
— Ерунда, — отмахнулся тот, провожая гостя в залу. Там горело множество свечей, и когда Махтан и Аулэ вошли в комнату, по стенам запрыгали причудливые тени.
— Вина? Отвара? — поинтересовался хозяин, доставая бокалы и кружки.
Аулэ жестом отказался.
— Я к твоей дочери. Она здесь?
— О, — только и ответил Махтан. Когда он наливал вино, его рука слегка дрожала. Он звякнул дверцами, закрывая шкафчик. — Ее хроа, безусловно, здесь.
С этими словами он залпом выпил вино, будто это была простая вода, и не глядя поставил бокал обратно на низенький деревянный столик.
Аулэ терпеливо ждал.
— Я не уверен, Владыка, что она захочет с тобой говорить, — осторожно подбирая слова, начал Махтан. — Она не разговаривает ни с кем.
Он провел пальцем по кромке стола, стирая несуществующую пыль.
— Она рассталась с мужем и детьми; ей, конечно, нелегко, — мягко сказал Аулэ. Он с сочувствием глядел на отца Нерданэль.
Тот скривился и бездумно потушил свечу, прихватив огонек большим и указательным пальцем.
— Она виделась с Мириэль, вот в чем дело, — сердито ответил Махтан. — После этого она стала сама не своя.
— Отведи меня к ней.
Махтан кивнул и сделал знак следовать за ним. Они обогнули дом, прошли через яблоневый сад и оказались перед мастерской.
— Думаю, мне стоит поговорить с твоей дочерью наедине, — сказал Аулэ и взялся за дверную ручку.
Махтан поклонился и ушел обратно в дом.
Нерданэль, скрестив ноги, сидела на полу перед большой глыбой мрамора. В мастерской свечей было еще больше, чем в доме. Мягкое сияние окутывало камень, и он казался чуть ли не живым.
— Здравствуй, Нерданэль, — прикрыв дверь, произнес Аулэ.
Она молчала так долго, что ему подумалось: дочь Махтана его вовсе не услышала.
— Здравствуй, Владыка, — наконец ответила Нерданэль. — Прошу, не отвлекай меня. Я не хочу ни с кем говорить.
— Ты его видишь в мраморе? — Аулэ подошел ближе.
Нерданэль раздраженно вздохнула.
— Увидела бы, если б меня не отвлекали. Отец вбил себе в голову, что со мной что-то не так. А мне надо сосредоточиться, — она встряхнула руками.
— Я пришел сюда не просто так. Боюсь, придется оторвать тебя от дела.
Нерданэль и сама уже поняла, что разговора с Аулэ не избежать.
— Я слушаю, Владыка, — ответила она, не меняя позы.
Аулэ еще несколько мгновений смотрел на мрамор, прежде чем начать говорить.
— Мы делаем светила. Но жара плодов Лаурелина и Телпериона ничего не выдерживает. Нам пришло в голову, что что-нибудь подходящее может найтись в Форменосе…
— Прости, но я не в силах помочь, — с сожалением ответила Нерданэль. — Я не бывала там, и не знаю, что могло бы тебе пригодиться.
— Не страшно. Мне нужно, чтобы ты разрешила поискать. Теперь право на этот дом есть только у тебя.
Нерданэль задумалась, опершись подбородком на руку.
— И мне кажется, — продолжил Аулэ, — нам следовало бы заняться этим вместе. Так будет правильно. И пойдет на пользу тебе самой.
— Светила… для Валинора? — спросила Нерданэль тихо.
— Для Эндорэ тоже.
Нерданэль в первый раз за всю беседу взглянула на Аулэ. Затем поднялась, отряхивая изрядно запыленное платье.
— И что же мы должны найти в Форменосе?
Прежде чем прозвучал ответ, она бросила последний взгляд на мрамор и, наконец, увидела в нем то, что давно желала.
Сноски:
[1] Тьма пришла (кв.)
[2] Нечетный воин «Медленная звезда»
[3] Brainstorm «Colder»
[4] Пророчество Севера
@темы: Повесть лет, И ты уже никакой, The Unforgiven-2
-
-
31.08.2015 в 00:32Где ты по фактам отступила от канона, ты, конечно, и сама знаешь, а про характеры я поясню, что имею в виду.
Феанаро и его последователи были заблаговременно настроены против людей и, впервый раз столкнувшись с ними, должны были как-то это перебороть, хоть мысль какую-то задавить об этом, а тут они прямо так с разбегу прониклись, что и канонный Финрод отдыхает. Это несколько странно смотрится.
…Спустя четыреста пятьдесят шесть лет по счету Эндорэ, стоя на стенах Химринга, он вновь испытает схожее чувство. До крови закусив губу, он будет смотреть на искажение во плоти.
Ничего себе у тебя все распланировано, опять интрига)
Наверно, после этого он во мне и разочаровался, но, благие Валар, мне было шесть лет.
Тут скорее, "мне было только две трети года Древ" или "мне не было еще и полного года Древ", потому что в детстве Арафинвэ время еще не могли считать солнечными годами.
Нерданель и статуи ушедших - еще одна очень распространенная идея, на самом деле. Ты специально или просто совпало?
А вот то, что валар использовали для создания ладей Солнца и Луны силиму. Ну, или хотели использовать - ведь неясно пока, найдут они что-то или нет - очень оригинальная идея. Хотя, положа руку на сердце, не могу сказать, что она мне очень нравится, но это уже личные заморочки.
Как обычно, буду ждать продолжения!
-
-
31.08.2015 в 09:30Сложно не проникнуться, пожалуй, на бойню глядя. Это надо совсем сердца не иметь.
Тут скорее, "мне было только две трети года Древ" или "мне не было еще и полного года Древ", потому что в детстве Арафинвэ время еще не могли считать солнечными годами.
Я, вроде, нигде не упоминаю года Древ, чтобы не усложнять. Текст рассчитан на то, чтобы его можно было свободно читать без знания Сильма.
Нерданель и статуи ушедших - еще одна очень распространенная идея, на самом деле. Ты специально или просто совпало?
Видимо, совпало. Впрочем, ничего криминального в распространенных идеях я не вижу.
А вот то, что валар использовали для создания ладей Солнца и Луны силиму.
Это из первых Лостов.
-
-
31.08.2015 в 12:28Сложно не проникнуться, пожалуй, на бойню глядя. Это надо совсем сердца не иметь.
Ну, я говорила, скорее, не о том, что они не должны были проникнуться, а о том, как они это сделали, как будто никогда у них на этот счет не было сомнений, предубеждения против людей, никто даже на минуту об этом не подумал.
Я, вроде, нигде не упоминаю года Древ, чтобы не усложнять. Текст рассчитан на то, чтобы его можно было свободно читать без знания Сильма.
Понятно...
Видимо, совпало. Впрочем, ничего криминального в распространенных идеях я не вижу.
Ну,я и не говорила, что распространенные идеи это плохо. Просто уже вторая за две главы реально очень распространенная фанонная идея, и я удивилась, ты специально их собираешь или совпадает просто)
Это из первых Лостов.
Ясно. Я дикий человек, до Лостов так и не добралась за столько лет)))
-
-
31.08.2015 в 12:57Я ничего не собираю, как получается )))